«Обстановка ушла за границы страшного»: очевидцы — о трагедии в Буденновске 26 лет назад произошел захват заложников в Буденновске
Лидия Мисник
Прослушать новость
Остановить прослушивание
close
Александр Земляниченко/РИА «Новости»
Первая чеченская война завершилась почти 25 лет назад. Одним из переломных моментов в ней, который, в том числе, сделал возможными Хасавюртовские соглашения, какими мы их знаем, стала атака террористов в небольшом городе Буденновске Ставропольского края и дальнейший захват заложников в больнице. Со дня начала тех страшных событий прошло ровно 26 лет. Очевидцы трагедии рассказали «Газете.Ru», что происходило в те шесть дней — с 14 по 19 июня 1995 года.
Rambler-почта
Mail.ru
Yandex
Gmail
Отправить письмо
Скопировать ссылку
Главное
Генсек НАТО ответил на вопрос о вступлении в альянс новых членов
На Украине предложили отдать Киеву часть акций «Северного потока — 2»
Суд в Минске приступил к рассмотрению жалобы Сапеги на задержание
ЕС снял ограничения на поездки для обладателей COVID-сертификатов
Ядерные державы увеличили число развернутых боеголовок
Танец девушки с енотом покорил соцсети
«Круэлла» возглавила российский прокат
Скончался номинант на премию «Оскар» Нед Битти
Читайте также
Миллиарды для Ярославля: «Такеда» инвестирует в инновационную фармацевтику
Против монополии: государственные цифровые сервисы в экономике
Российские космические стартапы: быть или не быть
Арбузы, джаз, вино: чем удивит Ставрополье летом и осенью
Ночевка в гипермаркете: как ритейл изобретает новые способы завлечь посетителей в магазины
«Обстановка, в которую я попала, ушла за границы страшного»
Юлия Калинина — журналист «Московского комсомольца», освещавшая трагедию в Буденновске с места событий.
Информация, что в Буденновске совершено нападение на милицию и что нападавшие похожи на чеченских боевиков, в редакции появилась 14 июня — приблизительно в 16 часов. Поскольку я с января ездила в Чечню в командировки, решено было отправить меня. Я приехала в Буденновск первой из журналистов.
Войти в здание РОВД на тот момент можно было свободно, охрану выставили позже. Какой-то мужичонка, услышав, что я журналист, предложил «посмотреть трупы» и провел меня во внутренний двор РОВД. На асфальте, с левой стороны от крыльца, лежали тела в гражданской одежде. Справа были трупы террористов. Убитых буденновцев выпрямили, расправили на них одежду. А террористы окоченели в жутких противоестественных позах, со скрюченными конечностями, задранными к небу бородами, в приспущенных штанах. Их было порядка десяти. А гражданских людей было больше. Точно не помню — может быть, 20.
Мужичонка сказал, что трупы надо куда-то перевозить, потому что жара, они начинают разлагаться, уже пошел запах, а морг-то — в захваченной террористами больнице.
Были два долгих дня — 15 и 16 июня. Совершенно пустых с журналистской точки зрения. Корреспонденты бессмысленно бродили вокруг РОВД или стояли возле выставленного у больницы оцепления. Мне очень, конечно, хотелось попасть туда и все разузнать.
У женщины в бухгалтерии РОВД был справочник телефонов Буденновска. Я нашла номер больницы и набрала его с телефона, который стоял в коридоре РОВД. Террорист, который взял трубку, по-русски говорил почти без акцента. Я сказала, что я журналист и хотела бы прийти в больницу. Он ответил, пожалуйста, с нашей стороны проблем не будет. Только вам надо договориться с федералами, которые оцепили больницу. Они никого не пускают. Если вы не договоритесь, вас застрелят, когда вы будете идти к нам через пустырь.
Больница стояла на открытом месте. До ближайших домов и кустов-деревьев — больше 500 м. Незаметно подобраться никак нельзя. При этом все оцеплено, каждую точку контролируют снайперы, причем, контролируют с обеих сторон — из окон больницы и из оцепления.
И мне, и другим журналистам было понятно, что при таком расположении взять больницу штурмом невозможно.
Спецназовцы будут видны террористам как на ладони. Боевики будут отстреливать их, как картонных уток в тире. Уничтожить террористов, не принося в жертву спецназовцев, можно только при помощи тяжелой артиллерии или бомбардировки с воздуха. Но тогда и заложники погибнут. А их там минимум 1,5 тыс.
Но 17 июня на рассвете штурм все-таки начался. Про него много написано. У меня от того дня осталось в памяти ощущение неизбывного ужаса. Помню женщину, которая стояла возле оцепления и страшно выла, глядя на обстреливаемую больницу, где находилась в заложниках ее дочь.
Утром 18 июня журналисты собрались у РОВД. Известно было, что из Москвы прилетел Сергей Ковалев — уполномоченный по правам человека — и он поедет в больницу на переговоры. Когда он и сопровождавшие его депутаты вышли из РОВД и стали садиться в «буханку», корреспондент Андрей Бабицкий, с которым мы в тот момент разговаривали, сел в свою «девятку», включил двигатель, а я буквально на ходу тоже туда запрыгнула. Он двинулся вслед за «буханкой», стараясь держаться впритык. И все получилось: военные нас пропустили через оцепление, решив, что мы в кортеже Ковалева, его сопровождающие.
В больнице я уже была 16 июня, когда Басаев потребовал журналистов на пресс-конференцию. Но после штурма картина резко изменилась. Огромная лужа крови прямо на входе, осколки, разбитые стекла. Заложники — в истерике. Окружили нас, кричали, рыдали. И тут я пожалела, что пришла. От страха у меня обычно начинают стучать зубы. А тут они начали стучать так сильно, что я не могла с собой совладать. Главная мысль была: как я отсюда вернусь?
Успокоились зубы из-за работы. Моя газета в тот день не выходила, поэтому мне репортаж диктовать было некому — выходной. А «Свобода», где работал Бабицкий, вещала круглосуточно. Он попросил, раз я свободна, записать на диктофон заложников — он даст их в эфир. И я пошла собирать для него информацию. Записывать интервью. И зубы тут же перестали стучать.
Бабицкий спросил у Басаева, где есть пустая комната, чтоб там выйти в эфир. Он с собой привез в больницу генератор и спутниковый телефон — сотовых тогда еще не было. Мы пошли в пустую комнату, которую Басаев показал, и я сразу поняла, почему она пустая, хотя вся больница забита людьми под завязку. В этой комнате кого-то убило, и вдоль стены были разбросаны внутренние органы этого человека.
В общем, зубы у меня больше не стучали до самого конца. Обстановка, в которую я попала, ушла, видимо, за границы страшного, а они стучат только от страшного.
В больнице мне было позволено передвигаться и разговаривать со всеми, с кем захочу. Я побывала на всех этажах, говорила со всеми. К сожалению, у меня была только одна кассета в диктофоне, и ее, конечно, на все не хватило.
Террористы показали мне, как они заминировали больницу. Объяснили, что, если бы у них закончились патроны – а к этому шло, поскольку во время штурма они использовали большую часть запаса – они бы отпустили заложников и взорвали больницу вместе с собой. Другой террорист, правда, потом сказал, что, может, и не отпустили бы. А третий возразил, что не стал бы в таком случае оставаться в больнице, у него с собой гражданская одежда, он бы переоделся и ушел.
Я была в больнице до утра 19 июня, когда колонна автобусов с террористами и заложниками покинула Буденновск. Мы с Бабицким тоже уехали в этой колонне, но нам разрешено было ехать на своей машине, а не в автобусе. Поскольку я сама фактически оказалась тогда в заложниках, у меня нет сомнений, что это было правильное решение — отпустить террористов. Если бы власти их решили не отпускать, заложники погибли бы, и я вместе с ними.
Возможно, в таком случае не случился бы Норд-Ост и Беслан. Хотя уверенности такой у меня нет. И уверенности, что моя собственная жизнь стоила бы того, нет тоже.
«Город горит, нас убивают»: 25 лет со дня теракта в Буденновске
«Не покидало ощущение, что началась война», — такими словами вспоминают теракт 14 июня 1995 года жители города Буденновска в… →
12
Источник